Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Н и к о д и м. Да вы проходите, что же вы?
Сидят в приемной.
С е м е н о в. Курить разрешите? Только у меня махорка.
Н и к о д и м (милостиво). Ну и что ж. Самый военный табак. Я ведь вот тоже воевал… (Стукнул себя по деревяжке.) А было это под Ляводаном…
Приемная. Проходит Павлов, сопровождаемый Никодимом.
П а в л о в. Кто накурил?
Н и к о д и м. Человек тут один дожидается. Толковый человек. У меня ведь глаз наметанный.
Войдя в кабинет, Павлов изумленно останавливается, увидев военного.
П а в л о в (сухо). Чему обязан?
С е м е н о в. Я врач. Демобилизован по ранению. Хотел бы работать в вашей лаборатории. Я прислан Окрздравом. (Протягивает бумагу.)
П а в л о в. Кем, кем? Я ведь этого птичьего языка не понимаю.
С е м е н о в. Окружной отдел здравоохранения направил меня в вашу лабораторию.
П а в л о в. Вот как? Без моего разрешения?
С е м е н о в (улыбнувшись). Мне не нужно это разрешение, Иван Петрович.
П а в л о в. Что? Я здесь хозяин, а не этот ваш «здрав». Безобразие! Я буду писать правительству.
С е м е н о в. Мне не нужно ваше разрешение, Иван Петрович, только потому, что я его имею.
П а в л о в (изумленно). А, может быть, у вас травма?
С е м е н о в. Если припомните, в двенадцатом году три студента приносили вам деньги. Денег вы не взяли, но сказали, что двери для нас открыты. И вот я пришел.
П а в л о в. Так, так, припоминаю. Вы что же, коммунист?
С е м е н о в. Да.
П а в л о в. В комиссары прислали? Не нуждаюсь! В комиссарах не нуждаюсь!
С е м е н о в (невозмутимо). Очевидно, я должен был скрыть свои убеждения, Иван Петрович? Мне кажется, вы никогда этого не делали.
Озадаченное лицо Павлова. Бормочет про себя:
— Ишь ты, прыткий какой!
Зимние сумерки. Пустынный темный Петроград. Метет поземка. Иногда ветер, точно озлившись на отсутствие людей, дунет в спину единственного прохожего, подгоняя его высокую сутулую фигуру.
Г о р ь к и й (усмехнувшись, бормочет сквозь усы). Ветер, ветер на всем божьем свете.
Остановившись, он сопротивляется ветру, придерживая рукой шляпу. Перед ним на противоположном берегу Невы высокие и темные корпуса заводов. Ни один дымок не вырвется из их труб.
Павлов оперирует. В операционной так холодно, что пар идет изо рта. Халаты ассистентов натянуты поверх пальто, и потому все кажутся бочкообразными. Двое держат в руках коптилки. Один из них Семенов.
П а в л о в. Ближе, ближе. Не вижу.
Семенов подносит свою коптилку почти вплотную к лицу Павлова, склонившегося над столом.
П а в л о в (усмехаясь). Этак вы мне бороду подпалите, господин большевик.
В соседней комнате Никодим подкладывает дрова в печь. Сняв с вешалки шубу, зачем-то исследует ее карманы. Покачивает головой. Подходит к печке, пододвигает кресло. Входит Павлов.
Н и к о д и м (испытующе смотря на Павлова). Я вам тут хлеб сегодняшний положил в шубу.
П а в л о в. Да, да. Спасибо.
Н и к о д и м. Так ведь где же он?
И Никодим демонстративно выворачивает карманы Павловской шубы.
П а в л о в. Ну, значит, я его съел.
Н и к о д и м (сурово). Неправда ваша. Опять собакам скормили?
П а в л о в (смущенно). Ну, собаки-то не при чем.
В неожиданно открывшейся двери слышится покашливание Горького. На секунду мелькает сзади довольное лицо Семенова. Павлов встает и, подняв чайник-коптилку, идет к двери. Он поднимает коптилку все выше и выше — уж больно высок посетитель.
П а в л о в. Алексей Максимович?
Г о р ь к и й. Он самый. Незваный гость, говорят, хуже татарина.
П а в л о в. Милости прошу, раздевайтесь. Ах, да, забываю все… (Он касается своей шубы.) Одевайтесь.
От быстрых шагов Павлова коптилка тухнет.
П а в л о в (в темноте). А, чорт! Никак не могу приноровиться к этому римскому светильнику.
Горький чиркает спичку. Спичка серная. Она долго шипит и тлеет, прежде чем загореться. И, наконец, освещает усмехающееся лицо Горького.
Никодим пододвигает к печке старые кресла и выходит на цыпочках. Павлов и Горький сидят в креслах перед печкой. Постреливают сырые дрова. Отсветы огня играют на стенах. Горький, протянув руки, греет их у печки. Молчание.
Г о р ь к и й. Я к вам, собственно, но поручению Владимира Ильича.
П а в л о в. От Ленина? Но чем же я могу быть ему полезен?
Г о р ь к и й (улыбнувшись). Владимир Ильич просил меня узнать, чем он может быть вам полезен?
П а в л о в. Собак нужно, собак. Положение такое, хоть сам лови собак. Весьма подозреваю, что некоторые мои сотрудники так и делают — ловят собачек.
Г о р ь к и й. Затем, вероятно, дров нужно?
П а в л о в. Что ж, дров давайте. Оперировать трудно, руки мерзнут.
Г о р ь к и й. Сейчас мы вводим особый паек для ученых и писателей.
П а в л о в. Ни к чему-с. Россия голодает. Я не хочу быть исключением. Как все. Вы что же теперь — большевик?
Г о р ь к и й. Стараюсь помочь, чем могу. Формально же на это высокое звание прав не имею.
П а в л о в. Высокое? А ведь в семнадцатом году вы другое писали, Алексей Максимович. Как же, помню вашу статью.
Г о р ь к и й (задумавшись). Ну что ж, писал и крайне сожалею теперь об этом. Ошибался.
П а в л о в. Любопытно, в высшей степени любопытно. Кто же это вас переубедил? Вас, писателя земли русской.
Г о р ь к и й. Ленин.
П а в л о в. Нынче ведь чуть что — буржуем ругают. А я сам на медные деньги учен. И за всю жизнь у меня мысли иной не было, как послужить народу нашему. А вот страшусь. За будущее России страшусь.
Г о р ь к и й. Сколько поколений мы мечтали о революции… И вот она пришла… Так ведь не узнали ее в лицо. (Встал, прошелся по комнате, остановился перед Павловым.) А почему? Потому что не в светлых ризах пришла. А надо увидеть чистоту и силу ее идей.
П а в л о в. Идеи высокие. А результаты? Развал! Паралич нервных центров страны. Каталепсия. Самонадеянны уж очень, потому все и рушится.
Г о р ь к и й. Старая Россия рушится, Иван Петрович. А я вот сквозь щебень и стропила небо вижу. Высокое небо!
П а в л о в. Ну вот, уж небо увидел! (Пристально оглядывает Горького.) У вас, знаете, возбуждение над торможением преобладает…
В приемной. Павлов помогает Горькому надеть пальто.
Г о р ь к и й. Спасибо. Не надо.
П а в л о в. Нет уж, позвольте.
Теперь уже Горький, чуть прищурясь, оглядывает Павлова, задержав его руку в своей. Тот стоит перед ним, маленький, сухой, задористый.
Г о р ь к и й (улыбнувшись). Чистый ерш вы, ей-богу. Всю жизнь в протестующих ходили. И похвально. А нынче ведь смысла в этом нет, Иван Петрович. Одна привычка. Рефлекс — по-вашему!
И Горький спускается вниз по лестнице. Перегнувшись через перила площадки, Павлов кричит ему вслед:
— Вы просто верующий какой-то, а я всю жизнь одному богу молился — господину факту.
Г о р ь к и й (снизу). Будут и факты, Иван Петрович. Будут.
Подняв голову, с усмешкой смотрит на Павлова и говорит:
— А вот Ленин вас своим союзником считает. Большевиком в науке. Вот что.
П а в л о в (озадаченно). Ленин?..
И как бы в ответ Павлову разворачивается Ленинский декрет:
ПОСТАНОВЛЕНИЕ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ Об условиях, обеспечивающих работу академика И. П. Павлова и сотрудников.Принимая во внимание совершенно исключительные научные заслуги академика И. П. Павлова, имеющие огромное значение для трудящихся всего мира, Совет Народных Комиссаров постановил:
1. Образовать на основании представления Петроградского совета (Петросовета) специальную комиссию с широкими полномочиями в следующем составе: тов. М. Горького, заведующего высшими учебными заведениями Петрограда тов. Кристи и члена коллегии отдела управления Петросовета тов. Каплуна, которой поручить в кратчайший срок создать наиболее благоприятные условия обеспечения научной работы академика Павлова и его сотрудников.
2. Поручить Государственному издательству в лучшей типографии Республики отпечатать роскошным изданием заготовленный академиком Павловым научный труд, сводящий результаты его научных работ за последние 20 лет, причем оставить за академиком И. П. Павловым право собственности на это сочинение как в России, так и за границей.
3. Поручить комиссии по рабочему снабжению предоставить академику Павлову и его жене специальный паек, равный по калорийности двум академическим пайкам.
4. Поручить Петросовету обеспечить профессора Павлова и его жену пожизненнным пользованием занимаемой ими квартирой и обставить ее и лабораторию академика Павлова максимальными удобствами.
